Перед шатром Бертарда собрались все старейшины – самые уважаемые орки селения. Обряженные в полный доспех, со знаками рода на груди, они чинно сидели вокруг деревянной фигурки Тира, передавая из рук в руки ритуальную рунную чашу с дымящимся напитком – вересковой медовухой. Такие приготовления делаются только перед судом чести. Они что, меня судить надумали? Я взглянула на Торвальда, тот лишь неопределенно пожал плечами. Присесть мне никто не предложил. Значит, и правда…
– Здравствуй, Акхмара, дочь Вархарда, – царственно кивнул старый Бертард.
– Здравствуй, Бертард, сын Хиральда. Здравствуйте, уважаемые, – поклонилась я.
– Знаешь ли ты, зачем мы здесь собрались?
– Да уж догадываюсь, – пробурчала я себе под нос.
Неужели Ранвальд попросил о суде Тира? Не может быть! Судиться с женщиной, с которой не сумел справиться, – да над ним до старости смеяться будут. Однако его самого тут нет.
– Суд собран по решению старейшин, – развеял мои сомнения вождь, – ты должна ответить за свои поступки. Расскажи нам, Акхмара, что ты сделала сегодня утром?
– Ранвальда потомства лишила! – брякнула я, отбросив ненужные церемонии. Чего уж теперь стесняться?
Торвальд подозрительно засопел, стараясь не расхохотаться. Только вот мне не до смеха было. Суровые лица стариков были красноречивее всяких слов. Осуждают. Непорядок в племени.
– И зачем же ты это сделала? – хмуро вопросил вождь.
– Он первый начал! – взъярилась я. – Все видели!
Бертард тяжело вздохнул и поднял на меня усталые глаза, окруженные лучами глубоких морщин. В его взгляде читалась понимающая грусть. «А он уже немолод, – вдруг подумалось мне, – вон и волосы, некогда смоляные, стали белыми, и клыки пожелтели…»
– Мара, дочка, – мягко, почти отечески произнес он, – я помню тебя малышкой. И знаю, как тебе тяжело. Сначала Олав, потом твои родители… Я все понимаю, но надо жить дальше.
Младший сын Бертарда, Олав, погиб в стычке с ятунами. Я тоже была там. Позапрошлая зима выдалась морозной даже для Т’хара, и твари Голодного леса вышли на охоту. Это была славная битва. Наши кланы, объединившись, уничтожали ятунов сотнями, а недобитки в конце концов убрались назад. Но и орков много полегло. Олав пал в первый же день. Он схватился с вожаком стаи и сумел убить его. Картина их боя до сих пор стоит у меня перед глазами: разъяренная тварь, присевшая перед прыжком и ощерившая длинные игольчатые зубы, нашпигованная стрелами, но не желающая подыхать, и молодой орк с мечом в руках. Перед смертью ятун сумел достать Олава когтистой лапой и перервал ему горло. Я помню, как окрашивался кровью белый снег, как медленно падал сын Бертарда, улыбаясь чему-то, что видели только его угасающие глаза. А потом погиб мой отец, Вархард. Я была слишком далеко от него и не смогла помочь, когда на него бросились сразу три твари. И он тоже улыбался перед смертью, как и положено настоящему орку, уходящему в Альгебар. Он был великим воином. Так я в один день лишилась двоих близких. Олав был моим нареченным. Потом, не выдержав горя, ушла и мать. И я осталась совсем одна.
– Ты должна выйти замуж, Мара, – уже жестче проговорил вождь, вырывая меня из плена воспоминаний.
Странный же он нашел способ доказать мне свое доброе отношение! Я упрямо насупилась, потом вспомнила, что все-таки нахожусь на суде Тира, и попыталась придать лицу смиренное выражение. Получилось плохо.
– Время траура прошло, – настаивал Бертард, – пора забыть Олава. Я знаю, как ты его любила, но всему есть предел.
Вот здесь он заблуждался. То есть я, конечно, любила его сына. Но как брата. Мы вместе росли, как же иначе? И супружество с ним вовсе не представлялось мне желанным. Но поскольку так решили наши отцы, пришлось смириться и помалкивать. И я искренне горевала по Олаву, но не по нашей с ним несостоявшейся семейной жизни. Год траура меня никто не трогал, а потом началось! Дело в том, что мне не посчастливилось: я завидная невеста. Сильная, здоровая, и от родителей мне досталось неплохое наследство. Шатер, как говорится, полная чаша, а в табуне двадцать коней мне принадлежат. И пошло! Сперва парни пытались подступиться по-хорошему, как это сейчас принято. Я им отказывала, тоже по-хорошему. Потом женихи начали злиться и стали прибегать к дедовскому способу сватовства. То есть за волосы – и в шатер. Вообще-то это традиция такая: жену надо привести к новому очагу за косу. Но в наше время сначала договариваются и хватают невесту за волосы, только если она согласна. Да старых законов никто не отменял, и такая интересная манера женитьбы не считалась чем-то из рук вон… Одного орки не учли: я была категорически против! А когда я против…
– Вообще-то надо бы выдать тебя за Ранвальда, – задумчиво протянул вождь, – и многие старейшины на этом настаивают. Но я своей властью даю тебе право выбора.
Я облегченно выдохнула. Ну спасибо, неистовый Тир! Не подвел твой суд! И торопливо выкрикнула, дабы Бертард не успел передумать:
– Я выбираю одиночество!
Старейшины сердито раздули ноздри, а Торвальд, не выдержав, фыркнул.
– Ты не поняла, Акхмара, – строго ответил вождь, – я предложил тебе выбрать любого из холостяков нашего племени. А вовсе не выбирать образ жизни. Ты выйдешь замуж – и это не обсуждается. Таково решение суда.
Да что за глупость? Почему я должна непременно выходить замуж?!
– Говорил я Вархарду, зря он растил из дочки воина, – сокрушенно вздохнул Бертард.
Да, отец воспитывал меня, как мальчишку. Как и любой орк, он мечтал о сыновьях, но боги не исполнили его желания. Я у родителей была одна. Первое мое детское воспоминание – отец сажает меня на коня, который кажется огромным. Мне ничуть не страшно, я хохочу и вцепляюсь руками в шелковистую гриву. «Отличный будет воин!» – смеется отец. Первая игрушка – маленький лук. Потом обучение мечевому и рукопашному бою, обращению с ножом и кнутом. В четырнадцать я уже охотилась наравне с мужчинами племени, в шестнадцать – вместе с воинами обороняла селение от ятунов. И что теперь? Снять доспех, обрядиться в юбку, заплести косы и нарожать детишек? Да я не против замужества. Пусть выходят, кому нравится. А я не хочу. Единственное мое желание – чтобы меня оставили в покое!